Интервью первого заместителя главы Национального банка Украины (НБУ) Екатерины Рожковой агентству "Интерфакс-Украина" (II часть)

- Мы уже проговорили, что вы занимаетесь проектом BEPS, "сплитом". Чем вы еще занимаетесь после назначения первым замглавы центробанка, и остался ли у вас надзор?

- Да, надзор остался в прежнем объеме. Это непосредственно сам надзор – выездной и безвыездной, финансовый мониторинг, лицензирование, методология и "связанные лица", или как мы в шутку называем "управление по борьбе со связанными лицами".

Вопрос, над которым мы сейчас работаем, он очень важный, но пока не оформлен ни в какой документ – это макропруденциальная политика. Мы несколько раз подходили к снаряду и, наверное, с 2015 года обсуждаем - что это, и зачем она необходима. Если посмотреть глобально, основная задача центральных банков обычно сводилась к ценовой стабильности и экономическому развитию. Но в последние годы, поскольку произошла серия кризисов разного масштаба – мировые и локальные, на уровне нескольких стран - все регуляторы уже говорят, что в период повышенного внимания к ценовой стабильности или экономическому росту финансовая система накапливает системные дисбалансы. И это четко показал кризис 2007-2008 годов, проявившиеся проблемы ипотечного кредитования - это ведь не один банк что-то плохо сделал, это была системная проблема. Вот задача макропруденциальной политики и состоит в том, чтобы отслеживать накопление подобных системных проблем.

Как это работает. Сначала проводится анализ данных. К сожалению, мы прошли через два страшных кризиса, но у нас за это время накопилось очень много полезной статистики. Теперь важно ее грамотно проанализировать, чтобы понять, где и в чем были самые главные риски. При этом подчеркну – выявить системные риски, а не на уровне отдельных банков. Мировые регуляторы говорят, что к микропруденциальному надзору – надзору за банками, нужна еще макропруденциальная политика, поскольку эти вещи дополняют друг друга. Просто надзор не позволяет увидеть общую картину, он сосредоточен на конкретном банке, у которого все может быть хорошо. Но когда мы все банки соберем вместе, мы можем сопоставить их ожидания с нашими макропрогнозами. Допустим, мы видим, что кредитование какой-то конкретной отрасли растет слишком высокими темпами, тогда как монетарное подразделение НБУ ожидает снижение цен на товарных рынках. Тогда мы говорим банкам: смотрите, у вас в планах сумасшедший рост, такие темпы, что вы можете попасть в кризисную ситуацию. В этом случае макропруденциальная политика требует установить ограничения, будь-то на весь сектор, или какой-то отдельный сегмент.

Комплексное видение вопроса Национальный банк озвучит этой осенью – к тому времени мы финализируем стратегию макропруденциальной политики.

- То есть, риск-менеджменту банка вы все-таки менее доверяете в таких ситуациях?

- Мы доверяем, но риск-менеджмент банка не видит картины сверху. Мы же анализируем все отрасли, видим макропрогноз, который сами делаем, и который делают мировые организации, в том числе Международный валютный фонд (МВФ), Всемирный банк (ВБ), и другие экспертные организации. Консолидируя всю эту информацию, у нас получается общая картина. Возможно она не совсем точечно точная, но она более комплексная и позволяет сделать вывод, где может назревать "перегрев", и где могут потребоваться ограничения объема кредитных операций или какие-то дополнительные требования к банкам. Кроме того, банки – это бизнес, у которого особая система стимулов. Часто она способствует проведению агрессивной и рисковой кредитной экспансии, даже если менеджмент осознает все соответствующие риски.

Хороший пример – розничное кредитование, которое сейчас растет на 40% в год, в том числе из-за низкой базы сравнения. С одной стороны, эта сфера на сегодня является хорошим стимулятором спроса и, соответственно, роста экономики. С другой, мы видим определенные риски. В частности, на сегодня более половины таких кредитов идут на покупку импорта, в том или ином виде. Соответственно растет отток валюты по текущему счету. Если в дальнейшем другие направления кредитования, которые стимулируют экспорт, не будут догонять тренд на финансирование импорта, то через какое-то время возникнет угроза для платежного баланса, и нам необходимо будет предпринимать соответствующие меры. Вот это и есть взаимосвязь между макропруденциальным надзором и монетарной политикой, финансовой и ценовой стабильностью: если будет давление на текущий счет, то это отразится на национальной валюте, и далее по кругу.

Теперь вернемся к микропруденциальному надзору. Банковский риск-менеджмент смотрит на другое. Здесь мы просим показать нам скоринговые системы банков, как они ранжируют клиентов, поскольку исходя из класса заемщика – A, B или C – банки определяют процентные ставки, условия кредитования и от этого зависит уровень проблемных кредитов (non-performing loans, NPL) у банков. Что при этом должен делать рисковик Национального банка, который занимается микропруденциальным надзором? Он должен сравнить между банками уровень NPL и определить среднее значение. Если у какого-либо банка уровень NPL выше среднего, то посмотреть на скорринг этого банка, поскольку он может брать на себя слишком высокие риски.

Вот пример двух политик, и мы уже начали показывать такую картину в наших отчетах о финансовой стабильности.

- То есть, вы можете ограничить долю этих кредитов в портфеле?

- Мы можем по-разному отреагировать на это. Например, можем сказать, что при расчете риска капитала, риск взвешивания по потребительским кредитам должен составлять не 100%, а, например, 150%. То есть, мы не будем ставить "кеп" по кредитам, но потребуем добавить под это капитал.

Разные могут быть инструменты. При этом не забываем, что это кредиты без залога, соответственно их отработка более сложна ввиду отсутствия рычагов влияния на заемщика.

- А сказать, как народный депутат Виктор Галасюк, что под отечественные покупки будет 100%? Или это не сработает?

- Я считаю, что это не сработает, поскольку потребитель голосует за качество товара. Во время глобализации, прогресса и широкого доступа к информации через интернет, YouTube, телевизор, ты не можешь заставить людей жить хуже, а особенно украинцев. Кстати, был такой комплимент в Грузии, они говорят: "у вас народ настолько потенциальный, он точно молчать не будет".

Необходим другой подход, и в частности развивать внутреннее производство.

- В этой системе координат последняя дискуссия по облигациям внутреннего государственного займа (ОВГЗ), это макропруденциальная, это финансовая стабильность?

- В каком контексте?

- Я имею в виду недавнюю рекомендацию Совета НБУ правлению установить потолок на покупку центробанком госбумаг.

- Это ценовая стабильность, монетарная политика. Мы, в частности, говорим, что наша задача избежать фискального доминирования в любом его виде.

Во всех странах, как только начинается политический цикл, растет популизм, и, как правило, делаются попытки смягчить фискальную политику: давайте повысим пенсии и зарплаты и понизим стоимость коммуналки, проезда и всего остального. То есть, расходы бюджета повысим, доходы снизим, чтобы всем было хорошо, и чтобы все сказали, что мы самое лучшее правительство, новое или будущее, не важно. Как правило, подобные заявления заканчиваются тем, что власти садятся и смотрят, а что в бюджете, есть ли на это ресурсы, и если ресурсов нет, то первое, что говорят: "а у нас ведь есть центральные банки, а у них банкнотно-монетные дворы, и они могут очень быстро эту проблему решить".

Украина в этом случае не исключение: за долгие годы, предшествовавшие отказу от фискального доминирования в 2015 году и переходу к инфляционному таргетированию, Нацбанк накопил огромный портфель государственных бумаг. Оправдано это было только в 2014 году, когда на кону стояла безопасность страны как таковой: война, нет газа и денег, плюс банковский кризис и необходимость подкреплять Фонд гарантирования вкладов физических лиц (ФГВФЛ). То есть, ситуация требовала мгновенного решения. Все остальные разы это делалось, чтобы мы постоянно что-то повышали, но только не производительность труда, и закрывали бюджетный дефицит монетизацией госбумаг.

К счастью, сейчас у нас в законе написано: "Национальному банку запрещено прямо или опосредованно кредитовать правительство". Абсолютно запрещено! Мы в прошлом году еще сделали репрофайлинг с Министерством финансов, чтобы сгладить пиковые выплаты. Ведь наш портфель госбумаг формировался при разных правительствах, соответственно ОВГЗ имели разные сроки. Мы тогда сказали Министерству финансов: брать новые бумаги нам законом запрещено, поэтому давайте реструктуризируем долг так, чтобы ваши выплаты были распределены равномерно. Это то, что мы сделали и больше ничего делать не собираемся.

Что касается рекомендации Совета НБУ, то он сказал: "есть норма закона, запрещающая кредитовать правительство, но это нигде не имплементировано в ваших внутренних документах, у вас это должно быть где-то зафиксировано". Вот мы и зафиксировали в нашей Стратегии монетарной политики, что мы фактически не будем участвовать в приобретении ценных бумаг.

- И действительно не будете участвовать?

- И не будем участвовать.

Но, опять-таки, это не значит, что банки не могут покупать ОВГЗ.

- А вы не будете выкупать у банков?

- Нет, мы не будем финансировать дефицит госбюджета ни напрямую, ни через госбанки.

Да, у нас есть стандартные инструменты по поддержке ликвидности банков – тендеры, через которые мы предоставляем кредиты рефинансирования, в том числе под залог ОВГЗ, а также операции репо с гособлигациями. Но когда ты выходишь на прозрачный тендер, там очень сложно что-то непонятное сделать. При этом сегодня госбанки докапитализированы, у них хватает ликвидности на обычную деятельность, и потому спрос на кредиты рефинансирования небольшой.

Кроме того, недавно был принят закон о госбанках (законопроект №8331-д – ИФ), согласно которому они должны уже потихоньку начинать формировать набсоветы. Это, кстати, одно из условий финансовой помощи, которую мы будем получать от ВБ и других кредиторов. Так вот, новые наблюдательные советы обязаны, в том числе, следить за операциями госбанков и их эффективностью.

- Если правительство придет к вам и скажет: "мы не можем покрыть дефицит". Что вы ему будете советовать? Повышать ставку, идти на секвестр?

- Наверно, мы не вправе давать правительству какие-либо рекомендации. Но логика говорит: если у тебя не хватает доходов, то ты или должен найти финансирование, или должен уменьшить расходы, через Верховную Раду или управляя своим счетом.

Вы же понимаете, что нам и в этом, и в следующем году предстоят серьезные валютные выплаты по госдолгу.

- К тому же ставка растет, и внутри и снаружи.

- Да, и ставка растет. То есть, у правительства не такой большой запас, чтобы разогнаться и каким-то образом допустить фискальное послабление, а если точнее, то у них вообще нет такой возможности.

Оксана Маркарова (и.о. министра финансов – ИФ) профессионал высокого уровня и все это прекрасно понимает: если решить сегодняшнюю проблему включением печатного станка, то послезавтра люди, которые на тебя молились, будут тебя же проклинать, поскольку это достаточно быстро отразится на ценах. Это же спираль - стоит ее только раз толкнуть и дальше она пойдет раскручиваться без тебя…

- Сколько раз все это понимали, но продолжали запускать эту спираль…

- Да, и потому наша позиция – твердое "нет"!

- Возвращаясь к макропруденциальному надзору: вы уже затронули потребительское кредитование, интересует, как надзор будет действовать в отношении крупного бизнеса. Последний кризис и возникшая закредитованность показали, что бизнес склонен переоценивать свои ожидания в благоприятный период. Какие в этом случае могут применяться ограничения?

- Здесь, скорее, будут не ограничения.

Один из инструментов – это стресс-тестирование. Его задача – показать, насколько выстоит бизнес и банки, когда рушится все. Стрессовый сценарий выбирается самый плохой, но максимально приближенный к вероятному. Сейчас мы планируем проводить стресс-тестирование ежегодно.

Здесь мы не столько бизнес будем регулировать, сколько требовать от банков при расчете бизнес-плана обязательно определить границу прочности, уровень падения, после которого он выстоит.

Это первое. Второе – это девятый стандарт МСФО, который требует рассчитать при кредитовании перспективу погашения этого займа на несколько лет вперед. Не так, как раньше: сегодня он у нас обслуживается, а что будет завтра - неизвестно.

Третье - это наши новые требования к организации риск-менеджмента (положение "Об организации системы управления рисками в банках Украины и банковских группах" – ИФ). Это комплексный документ, где не все прописано детально, но суть в том, что банки должны через набсовет утвердить свой риск-аппетит - по отраслям, объему и прочим параметрам. Это очень важно. Ведь как часто бывает – в банк приходит бизнес, сначала он говорит, что ему нужен оборотный капитал. Через год он, как это было всегда в период экономического роста, подрастает и говорит, что теперь необходимо немного расшириться. Банк начинает его докредитовывать и в конечном итоге достигает предельного уровня норматива Н7 (норматив максимального размера кредитного риска на одного контрагента – ИФ). Тогда этот бизнес идет кредитоваться в другой банк, поскольку он все время растет, а расти и инвестировать хочется быстро, поскольку конкуренция на рынке и т.д. И никто при этом не смотрит на EBITDA, на потенциал бизнеса, и не оценивает риски.

Я также помню случаи, когда бизнес все время растет, а потом ты видишь, что он истощен ростом. Ведь между тем, когда бизнес инвестирует и начинает получать какую-то отдачу, должно пройти какое-то время. А если он все время расширяется, то некоторые его процедуры начинают устаревать, обозы с продовольствием не поспевают. Тогда система начинает ломаться, давать сбой, соответственно падает доход и рушиться бизнес-план. И это при хорошо работающем рынке.

Поэтому, первое – стресс-тесты, второе - девятый стандарт, третье - рисковые политики и четвертое – наш кредитный реестр. Мы все очень ждем начала полноценной работы кредитного реестра.

- А что, у вас без кредитного реестра нет общей картины?

- Сейчас она у нас есть, поскольку мы постоянно проводим стресс-тесты. У нас также есть отчетность, согласно которой банки обязаны показать все кредиты объемом свыше 2 млн грн, но там информация весьма скудная.

- Я так понимаю, что там, к тому же, банки не видят друг друга?

- Да, не видят, а в кредитном реестре смогут увидеть, и это важно.

- То есть, линия фронта теперь переместится на банки?

- Абсолютно, ведь тогда банк увидит, как его заемщик обслуживается в другом банке, что он там оставил в залоге. Вот так вот будем двигаться.

- Вы сейчас проводите стресс-тестирование, есть ли какие-либо предварительные результаты?

- Оно у вас разделено на два этапа. Первый - мы называем его "оценка устойчивости" - это оценка качества активов, которую проходят абсолютно все банки. Второй - сам стресс-тест, в котором задействовано только 25 наиболее важных для системы банков. Сейчас мы завершили первый этап и приступили к стресс-тестированию.

В рамках первого этапа 50 небольшим банкам мы уже утвердили результаты оценки и на комитете по надзору, и на правлении. В принципе, могу с уверенностью сказать, что все хорошо. Доначисления резервов были, но не существенные. При этом ни один из этих 50 банков не провалился по капиталу.

- И это даже в той модели, где, как сообщалось в СМИ, был заложен курс 40,8 грн/$1?

- Это уже элементы стресс-тестирования, а небольшие банки его не проходили. Удельный вес этих банков на рынке небольшой и в этом не было необходимости.

В целом, я считаю, что во время имплементации постановления №351 ("Об определении банками Украины кредитного риска по активным банковским операциям" – ИФ) и предыдущего стресс-тестирования, мы добились успехов. Мы тогда перебрали все кредитные портфели банков руками. Эту оценку мы уже проводили вместе с аудиторами. Так вот, некоторые аудиторские компании были вынуждены корректировать свои отчеты, поскольку наши ребята уже знают банковские портфели и, получив отчеты, обращают их внимание – здесь вы немножко ошиблись.

У нас осталось пять банков, которым мы еще не утвердили оценку. Это средние банки, состояние которых необходимо было более подробно изучить.

- А какие результаты по крупнейшим банкам?

- Они еще в процессе. Но, в целом, я не ожидаю в итоге каких-либо сюрпризов. Как я сказала, мы весь прошлый год занимались имплементацией постановления №351, и фактически опять перебирали руками все кредитные портфели. У некоторых банков, к сожалению, "догнал" их старый портфель. Но это не новая проблема, просто она только проявилась: когда портфель устаревает, вступают разные математически расчеты – снижается класс заемщика, ухудшается обеспечение и прочее. Понятно, что банки будут это обеспечение забирать. Это нехорошо, поскольку мы видим, что доля непрофильных активов на балансе банков растет, есть даже банки, у которых изъятые залоги составляют 40% активов. В будущем с этими активами необходимо будет что-то делать. Но, по крайней мере, сейчас у банков защищен капитал.

- А как насчет доли связанных лиц в активных операциях?

- С этим все нормально. Общая сумма таких кредитов в настоящее время составляет всего 26,4 млрд грн. Это совсем немного и системного риска как такового уже нет. 20 банков продолжают выполнять согласованные с НБУ планы по сокращению объема кредитов связанным лицам и мы ожидаем, что в 2019-2020 годах все банки будут соблюдать соответствующий норматив.

Хочу отметить, что там, где действительно функционирующий бизнес и реальные залоги, банки начали перекредитовывать друг друга. Мы говорим – вопросов нет, поскольку другой банк в любом случае должен будет все это правильно оформить. Для нас ведь самый большой риск в том, что в какой-то момент не будет обеспечения или они (связанные лица – ИФ) перестанут обслуживать обязательства.

Поэтому, по стресс-тесту мы ничего плохого не ожидаем.

- Я еще раз уточню, поскольку эта цифра всех очень смутила, даже при курсе 40,8 грн/$1, или какой вы закладывали?

- Курс для нас был вторичен. Для базового сценария стресс-теста мы его сами не рассчитывали, а брали из отчетов Focus Economics (консенсус-прогноз ведущих аналитиков – ИФ). Для неблагоприятного сценария мы учли средние темпы, которыми гривня девальвировала в течение двух предыдущих кризисов.

Мы в стресс-тест заложили и много других страшных макропрогнозов. Но они не страшнее того, что мы пережили. Наша задача – оценить устойчивость системы. Если выстоит – супер. Если же мы увидим, что рушатся какие-то направления, то это не значит, что банки должны нести капитал под наш страшный сценарий. Мы тогда говорим: ребята, у вас здесь просели показатели и вы или поставьте себе лимит на эту отрасль, или возьмите залоги, или что-то подкрутите в своей риск-политике. Это макропруденциальный надзор, о котором мы говорили.

Мы уже представили новые нормативы ликвидности: LCR (liquidity coverage ratio – ИФ) уже введен, NSFR (net stable funding ratio – ИФ) - будет чуть позже. Это тоже макропруденциальный надзор. Главная задача, чтобы не было системного риска.

- И к этому вы еще хотите проверять бизнес-модели?

- Да

- А зачем, не будет ли такое регулирование чрезмерным? Иногда Нацбанк обвиняют в том, что вы субъективно подходите к разным банкам, соответственно в этом может быть нечестная конкуренция…

- Смотрите, любой банк имеет бизнес-план. Думаю, вы с этим согласны?

- Должен иметь.

- Вот. Каждый банк имеет свой бизнес план, и мы хотим, чтобы он нам его представил на три года. Зачем мы это делаем. Затем, что мы столкнулись со случаями, когда банки не знают, что они намерены делать в той или иной ситуации. Все банки считают: раз мы банк, мы должны привлекать вклады населения. Вопрос - куда затем вкладывать? Этот вопрос особенно обостряется, когда у банка начинает снижаться прибыль. Тогда он начинает вкладывать куда угодно, не всегда имея на это компетенцию, лишь бы был доход. А что будет дальше, это менее важно.

Мы никогда раньше подобным не занимались. Если банк работал прибыльно, мы вообще туда не ходили, и только если возникали убытки, мы просили показать план, как они намерены выйти на прибыль. Но этого однозначно недостаточно, поэтому сейчас хотим оценить их бизнес-планы.

Если специалист по надзору посмотрит и скажет – да, план реалистичен, сопоставляя при этом ожидания банка с макропрогнозами монетарного департамента НБУ - у банка есть компетенция в кредитовании таких-то отраслей и направлений, тогда все хорошо. Мы просто будем следить, идет ли он по плану.

Если мы увидим отклонения от плана, тогда спросим, почему они произошли, и что банк намерен с этим делать.

Помимо этого, мы разделили банки по бизнес-моделям: корпоративные, розничные и другие. Таким образом, мы можем их сравнивать между собой в группах.

- А если он не согласен, как он может вас убедить? Ведь сразу возникает вопрос убеждения?

- В рамках имплементации новой методики оценки банков – SREP (supervisory review and evaluation process – ИФ), мы уже встречаемся с банками, приглашаем правление, набсовет, собственников, если речь идет о небольших банках. Мы пока не обсуждали их планы на будущее, только текущее состояние, но уже слышим практически одно и то же: "планируем строить свой процессинговый центр, развивать финансовые технологии и так далее". Это пока не конкретные заявления и очень стандартные фразы, тем не менее, у нас возникает ряд вопросов. В частности, как они намерены догонять те банки, которые уже там. Ведь для этого необходимы большие инвестиции. Если они готовы показать источники этих инвестиций, то, пожалуйста, мы не возражаем. Даже, если с нашей точки зрения они их не догонят, а просто потеряют инвестиции, мы не запрещаем развивать это направление.

- То есть, если у вас есть на это деньги, то это ваше решение, куда их вкладывать?

- Да. Но с рынка под это деньги мы не разрешим привлекать.

То же касается потребительского кредитования – если вы хотите этим заниматься, тогда покажите, пожалуйста, какая у вас скоринговая система, каков ваш план возврата кредитов. Если это все хорошо работает – то, пожалуйста, нет вопросов.

- А если российский банк вам приносит модель и заявляет, что мы хотим продать, но не можем?

- Это не модель, на самом деле, это целевая функция (смеется).

- Так что, ему необходимо на три года согласовать сворачивание?

- БМ Банку мы уже согласовали, этим же путем идет ВТБ Банк, и достаточно успешно. Они согласовали с нами такой уход еще в 2016 году, просто объявили об этом только сейчас.

Проминвестбанк в какой-то степени тоже сжимается, в меньшей степени сжимается Сбербанк.

- Может он все-таки надеется на продажу?

- Возможно. Мы очень хотели бы, чтобы это произошло цивилизованным путем. Но мы не видим реального покупателя, вот в чем вопрос.

- И со второго раза тоже?

- К сожалению, и со второго раза тоже.

Есть требования к документам, инвестору и его репутации, а есть требование к пониманию, что дальше будет с этим банком и с этим инвестором. Вот пока все это не сложится в одну картину, положительного решения никогда не будет.

Поэтому я и не вижу такого покупателя на сегодня… Международные институты не могут приобрести из-за санкций, а среди частных инвесторов я не видела таких, которые были бы в состоянии содержать это финучреждение. Ведь это не маленький банк, и вопрос не только в том, чтобы его купить, но и в его дальнейшем развитии. А для этого необходим и опыт, и капитал, и возможность этот капитал при необходимости внести. В общем, есть много "но".

В целом, наши принципы не поменялись. Мы не хотим возвращаться к тому, что уже прошли. Я надеюсь, что они тоже поймут, какой единственно правильный выход у них может быть.

- Не будет ли более убыточным подобное сворачивание деятельности, нежели согласование заявки Паритетбанка на покупку Сбербанка?

- Мы уже один раз отказали заявителю, поскольку он не соответствовал нашим требованиям.

- А в чем было несоответствие, это были технические вещи?

- Там был целый ряд пунктов, не только технических. Посмотрите на размер капитала и портфеля Паритетбанка и Сбербанка, это одно из несоответствий.

Если бы Паритетбанк претендовал, например, на Украинский банк реконструкции и развития (УБРР), то мы, может быть, им и разрешили, но размеру Сбербанка они не соответствуют.

- Вся прошлая история взаимоотношений Национального банка с акционерами проблемных банков – Игорем Коломойским, Олегом Бахматюком, Константином Живаго, Дмитрием Фирташем, Николаем Лагуном, Леонидом Климовым, тоже на вас, или для решения этих вопросов будет найден кто-то другой?

- Понимаете, с одной стороны наши взаимоотношения с ними, вроде бы, формально закончились в тот момент, когда эти банки были признаны неплатежеспособными и переданы в Фонд гарантирования вкладов физических лиц. Но…

- Кроме персональных, я так понимаю, гарантий?

- Да, я как раз к этому и возвращаюсь, осталось рефинансирование, которое не погашено, и мы, понятно, не можем это просто так оставить.

Как это работает: у нас есть департамент управления рисками, который занимается залогами и просроченным рефинансированием. У нас также есть кредитный комитет, где мы принимаем решения о том, какие иски и куда мы подаем. Мы ищем и другие пути, каким образом повысить эффективность возврата предоставленного рефинансирования.

В целом, я не могу сказать, что это все исключительно на мне, это скорее на нашей команде. Поэтому персонального общения со всеми этими должниками у меня нет. Как член кредитного комитета, как член правления, я принимаю участие в обсуждении всех концепций и направлений действий в отношении этих должников. Затем юридический департамент вместе с департаментом управления рисками готовит все юридические документы.

Хочу также напомнить, что личные поручительства по кредитам рефинансирования предоставляли Бахматюк – на сумму 8,8 млрд грн, Жеваго – на 1,45 млрд грн и Климов – на 300 млн грн. Фирташ и Лагун не давали личных поручительств, но последний предоставил в ипотеку принадлежащие ему земельные участки, в отношении которых в настоящее время идет процесс взыскания.

В отношении каждого из них идут судебные процессы. В частности, в отношении Бахматюка и подконтрольных ему предприятий НБУ инициировал 55 исков, Живаго и подконтрольных ему структур – 26 исков, Климова и его структур – семь исков, в отношении подконтрольного Фирташу предприятия – один иск, и в отношении Лагуна – восемь исков.

- Просто в обществе есть запрос, как на посаженых высокопоставленных чиновников, так и на то, что понесут ответственность эти владельцы банков. Пока этого нет, во всем виноват НБУ и Фонд гарантирования вкладов. Какой прогресс в этих делах?

- Это обидно, конечно, но, с другой стороны, тоже можно понять. Ведь если не они виноваты, то кто?

У нас сейчас очень плотная работа с правоохранительными органами по всем поданным искам. Так быстро получить конечный результат, как этого желает общество, наверное, не получается, в силу того, что это очень специфические дела - это финансовые схемы, транзакции, где часто сложно установить все связи. Иногда мне даже кажется, что мы какое-то подразделение прокуратуры или Национального антикоррупционного бюро (НАБУ), поскольку мы с ними очень тесно сотрудничаем, передаем все документы и стараемся показать, где по нашему мнению были допущены нарушения и почему это произошло. Разница только в том, что нарушение с точки зрения пруденциального надзора и нарушение с точки зрения криминального законодательства – разные понятия, и они не всегда такие, что можно взять и пойти с ними в суд.

Тем не менее, мы продолжаем работать, и я верю, что по некоторым делам у нас вскоре будет положительная динамика, которая будет представлена обществу.

Если обобщить те проблемы, с которыми мы столкнулись, то все они накапливались в течение многих лет. Поэтому банки пришли в кризис с уже плохими активами. Разве раньше не было связанных лиц - были, или не было плохих залогов – в том же банке "Хрещатик" его "бесценные" бумаги находились на балансе много лет. Формально тогда смотрели – да, но подобную практику наша команда уже в корне изменила. Что дальше произошло, почему, например, ФГВФЛ начал очень сильно нас критиковать…

- Да, Фонд начал очень резко о вас отзываться…

- Да, он говорит: "Мало того, что эти банки накопили плохие активы, так вы, когда их передавали нам, позволили в последний момент что-то забрать, переоформить и прочее".

С нашей стороны, то, что делается в последнюю ночь, когда акционер или менеджмент начинает переписывать залоги, перепродавать активы, и выносить мешки с наличностью из кассы - это преступление, которое НБУ не в состоянии предотвратить. И не важно, когда эта последняя ночь наступила – на 180-й, или на первый день признания банка проблемным, она все равно у него будет. И Фонд это понимает, но у них тоже сложная ситуация.

Это первое. Второй момент, проявившийся в момент кризиса -  мы не были готовы к таким потрясениям. Наши внутренние процессы, процессы взаимодействия с Фондом, в целом наше законодательство не предусматривало четкой процедуры вывода банка. ФГВФЛ говорит, что необходимо было раньше выводить тот или иной банк, мы же открываем закон "О банках и банковской деятельности" и смотрим на ст.75, где четко определены шесть пунктов, по которым мы можем признать банк проблемным. Если банк не соответствует ни одному из них, то мы не можем его вывести. У нас даже доходило до абсурда, когда банк определенно подлежал ликвидации, и даже акционер сказал, что все понимает, но у банка не просаживается по балансу капитал. Пришлось попросить сформировать резервы, чтобы мы могли его вывести. Это абсурдно, но это так.

Более того, посмотрите на 75-ю статью, которая называется "Отнесение банка к категории проблемных". Если внимательно в нее вчитаться, то какая же это проблемность, это определенно неплатежеспособность: в банке уже заведена картотека, он не может выплачивать не то что депозиты - проценты по ним,  он не соблюдает нормативы ликвидности, уже просел капитал. Это чистая неплатежеспособность, а у нас, по закону, мы должны отнести такой банк к проблемным и представить ему 180 дней на устранение несоответствий. Это ведь тоже проблема …

- Но положительные какие-то примеры есть? Вот Бахматюк заявляет, что готов реструктуризировать свои обязательства, глава ФГВФЛ Константин Ворушилин положительно отзывается о Живаго, что он, вроде, тоже готов. Вы готовы рассматривать подобные предложения, вести какие-то переговоры?

- Переговоры могут быть. Если Бахмаюк или Живаго готов, то они должны сделать какое-то предложение.

- А такого предложения не было?

- Нет, не было.

У нас, кстати, есть банки, которые гасят рефинансирование за счет реализованных активов.

- Банк "Форум", если не ошибаюсь?

- Да, "Форум", но не только он. Из крупных, мы еще продаем активы Брокбизнесбанка, сейчас поставили на продажу много активов Дельта Банка, банка "Надра". Посмотрим, что получится. Но процесс пошел.

До этого времени мы с Фондом очень долго работали над подходом к продаже залогов. Опять-таки, в законе "О системе гарантирования вкладов физических лиц" написано, что необходимо провести предпродажную оценку таких активов. Но как оценивать – выше или ниже балансовой стоимости, и как потом это отражать? К счастью мы нашли голландский аукцион, инфраструктура есть, вот мы и начали продавать.

Мы с ФГВФЛ при поддержке МВФ и ВБ также приступили к имплементации Директивы 2014/59/ЕС. Суть ее в следующем: поскольку банкротства были и будут, когда тот или иной банк попадает в затруднительное финансовое положение, уже поздно что-то планировать. Чтобы минимизировать возможные потери для клиентов банков, и главное избежать бюджетных расходов, во всем мире пришли к необходимости заблаговременно планировать выход банка из кризисной ситуации. Как это работает - и это то, что мы будем делать: у банка есть бизнес-план, мы его оцениваем и, допустим, согласовываем. Дальше мы проводим стресс-тест и смотрим, какие показатели просели. Исходя из полученных результатов мы будет требовать от банка так называемый "план восстановления". Ведь в случае стресса у него должен быть план, что он будет дальше делать. Например, он может собрать в пул и продать некоторые активы или закрыть некоторые отделения, или получить от акционера дополнительную ликвидность и так далее. Это такой себе план действий в кризисной ситуации, но не системного кризиса. Затем мы будем смотреть, если триггер такой ситуации наступает, мы скажем банку - быстро включай свой план восстановления и уже делай вот это и это. Кстати, в плане восстановления при определенных процедурах должна работать процедура bail-in (принудительная конвертация долгового капитала в акционерный – ИФ), мир уже к этому пришел.

В свою очередь Фонд гарантирования вкладов на основании плана восстановления должен будет разработать план урегулирования обязательств. Например, если план восстановления не сработает, тогда он смотрит, есть ли возможность какую-то часть бизнеса сразу отделить и продать или просто присоединить к другому банку вместе с депозитами, или отдать под санацию. Иной банк, может быть, к сожалению, придется ликвидировать. В этом случае, при наступлении триггерного события, Фонд немедленно забирает у менеджмента все полномочия и начинает спокойно продавать активы и рассчитываться с клиентами. ФГВФЛ также может сказать нам – вы знаете, при наступлении триггера из этого плана восстановления ничего не получится, поэтому вы должны вот это и это запретить, иначе нам не на чем будет делать урегулирование.

Все эти планы будут постоянно обновляться, а не так, что банк его сделал, а потом сидит и десять лет на него смотрит.

Вот так это работает: от бизнес-модели на уровне микропруденциального надзора к консолидации бизнес-планов в макропруденциальном надзоре, затем на случай стресса будет план восстановления, а в случае неплатежеспособности – план урегулирования обязательств. Главная задача такого подхода - минимизировать потери, как государства, так и клиентов банков. Это то, что говорит евродиректива 2014/59/ЕС и это то, что мы планируем имплементировать.

Статьи по теме:

07.08.18 Екатерина Рожкова: у Украины нет иного пути, как следовать плану действий BEPS
У Украины нет иного пути, как следовать плану действий BEPS. Банковская тайна, в классическом ее понимании уже умирает: глобализация, взаимопроникновение, финансовые технологии - все это стирает границы между странами.