Максим Нефьодов о системе ProZorro, Украине как сборочной фабрике Европы, отношениях с Борисом Ложкиным и Игорем Кононенко и сопротивлении системы.

Первого заместителя министра экономического развития и торговли Максима Нефьодова часто называют главным хипстером Кабмина. Сам он предпочитает говорить о себе иначе: технократ и менеджер. В правительство бывший управляющий партнер Icon Private Equity пришел в феврале 2015 года, а год спустя подал в отставку вслед за министром Айварасом Абромавичусом. Но - передумал, остался и даже пошел на повышение, от простого зама до первого заместителя министра, которым стал Степан Кубив.

Беседа с Нефьодовым состоялась в его кабинете в Кабмине вечером, по окончании рабочего дня. Первый замминистра подробно рассуждает о системе ProZorro, к созданию которой имеет самое непосредственное отношение, и о планах по ее развитию. Но как только разговор заходит об острых темах, отношениях в Кабмине и способах перезапустить экономику, избегает конкретики и начинает говорить лозунгами.

Есть ли смотрящий от Банковой в Кабмине, как пытаются продавить кадровые назначения, зачем нужна приватизация и сможет ли Украина конкурировать за инвестиции с ближайшими соседями - в интервью LIGA.net.

- Говорят, вы пришли в Кабмин благодаря Борису Ложкину, который участвовал в наборе первой команды Яценюка и привлек к этому рекрутера Владимира Коломойца. Вам давали гарантии невмешательства в вашу работу, какой-то карт-бланш на реформы? И кто давал - Абромавичус или Банковая?

- Я знаю Бориса Ложкина по прошлой жизни - и довольно хорошо: работал с ним как инвестбанкир. Но в процессе прихода на госслужбу я его не встречал ни разу. Действительно, мое резюме попало к Айварасу через рекрутеров. Изначально я планировал заходить в Министерство инфраструктуры, поскольку четыре года сидел с Андреем Пивоварским за соседним столом в Dragon Capital и давно его знаю. Но как-то мне позвонил Айварас и предложил срочно встретиться. Сказал, что у Пивоварского уже есть два зама - Шульмейстер и Омелян, а у него еще нет, и предложил идти к нему. Я ответил: "Я, как солдат, не выбираю участок. Если считаете, что буду полезен в Минэкономики, - готов". О карт-бланше на реформы я ни у кого не спрашивал.

- Вы оставляете крупный участок работы в инвестфонде Icon Private Equity, где были управляющим партнером, кардинально меняете жизнь, приходите в Кабмин - вы же должны быть уверены, что вам дадут возможность работать, а не имитировать работу?

- Я не понимаю этой риторики. Что значит - дадут? Полномочия и власть не дают, их берут. Я знал, что мы, первое поколение госслужащих нового образца, приходим на войну. Сама идея идти в госсектор появилась у меня после Иловайской битвы. Мы собирали деньги, сотрудники пошли добровольцами, гибли - и это было совершенно ужасное ощущение. Инвестбанкир - это контроль, ты привыкаешь быть хозяином положения. А здесь ты ничего не можешь сделать, вообще. Идти солдатом-добровольцем? Я даже военную кафедру не проходил, оружия в руках не держал - ну какая от меня польза на фронте? Я решил, что могу быть волонтером, советником или чиновником и постараться отдать свой долг Родине таким образом. Поэтому у меня как раз не было иллюзий: ни что нам будут платить деньги, ни что здесь будет легко, ни что тут нас будут любить и поддерживать.

- Вы говорите о "первом поколении" госслужащих. Два года спустя из этой волны остались вы и еще пара людей. Остальных система выдавила.

- Нет, у нас в министерстве работают многие, и приходят новые. Реформа в госорганах ничем не отличается от реформы предприятия. Этому никто не рад, это сложный, длительный процесс. Есть люди, которые привыкли жить, как живут, и для них все эти изменения - прямая угроза их экономическому благополучию. Они в принципе не понимают, зачем что-то менять. Разве что "трішки покращувать".

- Год назад Айварас Абромавичус со скандалом подал в отставку, а вы в интервью Liga.net рассказывали, что его команда работала в условиях жесточайшего давления. Почему вы остались после того, как ушел Айварас и остальные?

- Ушли не все. Вы как-то это описываете...

- Был действительно громкий скандал, а теперь вы делаете вид, что все нормально?

- Я не говорю, что все нормально. Я достаточно критически оцениваю происходящее. Просто мне странно, когда вы говорите, что я тут остался последним, мне осталось только дверь за собой закрыть, свет потушить - и все.

Да, есть давление. Безусловно. Но я тут точно не последний. Есть еще Оксана Маркарова, Александр Данилюк, Ульяна Супрун пришла из новой команды.

- На Ульяну Супрун уже оказывается дикое давление.

- И на меня есть дикое давление. На всех есть дикое давление. Но что же это за реформа, если она вам не сопротивляется? На самом деле все наоборот: если вы делаете реформы, и у вас нет никакого противодействия, скандалов, все довольны - это было бы подозрительно.

- Скандал с отставкой Абромавичуса был связан с Игорем Кононенко, который якобы продвигал своих людей на ключевые должности в Кабмине и на госпредприятиях. Сейчас эта практика со стороны окружения Порошенко продолжается?

- Кононенко ко мне не приходит. Я вам могу сказать честно. И я к Кононенко тоже не ходил. Я вообще Кононенко, кроме нескольких раз в Верховной Раде, не видел.

- И все же, попытки продавить кадровые назначения есть?

- Конечно.

- От кого они исходят?

- Естественно, кто-то звонит и говорит: "У меня есть знакомый, хороший парень, может, посмотришь?" Если вы думаете, что давление - это когда тебя вызывают в комнату, светят в лицо лампой и говорят: "Максим, или ты назначаешь, или завтра тебя арестуют", - то нет, это не так. Тебе звонит человек, возможно, важный стейкхолдер, и, наверное, он мог бы пригодиться в будущем. Или даже прямо сейчас. Я не говорю, что он тебе чемодан денег занесет. Но надо же идти на какие-то компромиссы, принимать законы, согласовывать документы, искать ресурсы. И он говорит: "У меня есть друг (или кум): вот такой парень! Двадцать лет его знаю - ручаюсь, не подведет никогда! Надо назначить". А дальше уже вопрос твоего выбора. К сожалению, искушение есть, и, может быть, кто-то ему поддается.

- Такие кадровые назначения могут быть предметом торгов с Верховной Радой, фракциями?

- Есть такая фраза: политика - искусство компромиссов. Конечно, самый легкий способ - ты мне, я тебе. Но он неправильный. Иначе даже коррупцию можно будет считать неким смазочным элементом, который позволяет двигаться шестеренкам.

У нас очень много говорят о коррупции, давлении, кадровых назначениях. Но в госорганах есть другая важнейшая проблема - неэффективность, люди-непрофессионалы. Они не умеют строить эффективные процессы. Эта ситуация неизбежна в условиях низких зарплат, крайне низкого престижа госчиновников. Вот кто хочет работать госчиновниками? Можете себе представить ребенка, который мечтает пойти на госслужбу?

- Как вам работается в Кабинете министров Гройсмана? Насколько независим этот состав от политических течений, перестановок в Верховной Раде, на Банковой?

- Кабмин не может не зависеть от перестановок в Верховной Раде и на Банковой. В конечном счете, он нанят Верховной Радой на работу. Любые политические изменения на него влияют. Но мне тяжело об этом судить, я не политик. С технической точки зрения я менеджер, плохо чувствую эти политические течения и стараюсь более-менее продуктивно работать по экономическим вопросам со всеми политическими силами.

- Как обеспечивается баланс интересов между Банковой и Кабмином? Кто смотрящий от Банковой? Представитель президента в КМУ - замглавы Администрации президента Виталий Ковальчук?

- Без понятия. Извините. Я в жизни ни разу не разговаривал с Ковальчуком. Видел его несколько раз на заседаниях Кабмина, наверняка здоровался, он, наверное, меня даже узнает в лицо, но у меня с ним никогда не было беседы дольше, чем 20 секунд.

- А вообще институт смотрящих есть? Как он трансформировался со времен Януковича?

- Давайте, я буду говорить за себя. Может быть, мне удалось добиться какой-то репутации, что ко мне не приходят и не делают неприличных предложений. Лично я с этим явлением не сталкивался. Я не хочу, чтобы вы интерпретировали это, как "у нас все супер". Есть масса переплетенных личных, коррупционных интересов, политической борьбы, но это просто некие реалии, с которыми надо бороться. Мы для этого и пришли.

- С кем вам было проще работать - с Гройсманом или Яценюком?

- Сложно сравнивать. У каждого есть профессионально сильные стороны. Я мог работать с Яценюком, могу работать и с Гройсманом. Проблем особо не чувствую. В Кабмине все течет более-менее гладко. У нас больше сложностей с общением с Верховной Радой.

- Были случаи, когда приходилось некоалиционным фракциям и группам - например, тому же Видродженню или Воле народа - делать какие-то поблажки за голоса, идти на компромиссы?

- Когда ты адвокатируешь закон, разные депутаты от разных фракций высказывают свои опасения, идеи - иногда здравые, иногда не здравые, а иногда и подозрительные.

- Как уговариваете?

- Уговариваем. Это процесс. Нет какого-то волшебного способа. Меня больше расстраивает, когда из-за политических дрязг работа не идет. Самое обидное, когда мы приходим с законопроектом, за которым стоит девять месяцев работы, ты воевал со всеми, убеждал Минфин, прошел Минюст, Кабмин, бизнес-ассоциации, а кто-то в парламенте говорит: "Мы поссорились, блокируем трибуну и голосовать ни за что не будем".

- Можете привести пример? Кто препятствует?

- Я бы не сказал, что препятствует. Просто у них своя жизнь, а тут ты со своим законом.

- Вы еще в мае прошлого года говорили, что ваши финансовые запасы небесконечны, и вы планируете вернуться в частный сектор.

- Как вы можете видеть по моей декларации, запасы тают. Поэтому рано или поздно я уйду.

- Вы первый заместитель министра - у вас какая зарплата?

- Могу вам сказать, сколько получил за январь. Первая часть - 9 130 грн, вторая часть - 9 254,19 грн. Это полная сумма: ставка, премии.

- Хватает на жизнь?

- Мне неловко жаловаться. У меня из прошлой жизни есть MacBook, iPad - я проживу. Понятно, что я активно съедаю сбережения. Но проблема не в должностях первого уровня. В конце концов, здесь есть возможность привлекать уже состоявшихся людей.

Гораздо сложнее привлечь среднее управленческое звено и рядовых сотрудников. Прожить на 18 000 грн в Киеве, конечно, можно, а вот на зарплату старшего специалиста - очень тяжело. Если у вас нет богатых родителей, мужа или жены с высокооплачиваемой работой, двух квартир от бабушки, которые вы можете сдавать, то человека неминуемо выдавливает в частный сектор, или он, наверное, начинает искать какие-то коррупционные схемы.

- У вас не было предложений вернуться в частный сектор?

- Я считаю себя разумно востребованным специалистом. Поэтому периодически мне кто-то звонит.

- Сколько тендеров проведено через ваше детище - систему госзакупок ProZorro - за период ее существования и сколько удалось сэкономить?

- Не совсем корректно называть это моим детищем. Я менеджер на государственной службе, который руководит этим проектом. А создан он руками волонтеров: Саши Стародубцева, Андрея Кучеренко, Кристины Гуцаловой и многих других.

Несколько дней назад мы перешли рубеж в 500 000 тендеров. Сумму экономии оцениваем более чем в 10 млрд грн. И она нас радует. Но размер экономии - только одна из метрик, самый понятный показатель для публики. Мы ориентируемся на другие показатели. В первую очередь для нас важен размер конкуренции на торгах, поскольку с этим связана экономия, прозрачность закупок, уровень злоупотреблений. Если на закупки приходят один-два участника, рассчитывать на значительное снижение цены - наивно. Когда на закупку приходят пять-семь участников, провернуть грязную сделку гораздо сложнее. И конечно, есть линейная зависимость между снижением цены в закупке и количеством участников. Ноль экономии, если участник один, и весьма внушительные цифры, если их 20-30.

- Правильно ли мы понимаем, что вы считаете экономию, исходя из ожидаемой цены заказчика? И если она была завышена, размер экономии получается искаженным?

- Еще раз: это только один из многих показателей, и его можно использовать, скорее, для оценки динамики, а не для демонстрации всей суммы экономии до копейки. Но мы уверены, что по порядку величин этот показатель справедливый. Мы видим, что в тех случаях, когда тендер не проводится, разница между плановой суммой, бюджетом и реальным контрактом практически отсутствует. Причина простая: в условиях низкой конкуренции любой бизнес хочет заработать максимум. Если заказчик установил бюджет в миллион и конкуренции нет, нужно быть совсем альтруистом, чтобы не заработать этот миллион.

Наша цель - не размер экономии. Более того, я уверен, что по тем заказчикам, которые хорошо и качественно работают в системе, размер экономии должен падать. Потому что они уже определили для себя, что и сколько примерно стоит. Если мы искореним коррупцию, в будущем эта экономия должна снизиться до нескольких процентов по системе.

- А сейчас сколько?

- Около 12%. Смешной пример в подтверждение: может быть, вы слышали вброс о том, что Сумской горсовет из-за ProZorro не смог купить обезьяну-капуцина и трех змей. Был объявлен тендер с ценой ровно 50 000 грн, но он не состоялся. Тут нет никакой зрады, все банально: маловероятно, что какой-то зоомагазин сидит и мониторит систему. Это довольно редкая закупка, и проводилась она в сжатые сроки. Так вот, на днях в системе появился отчет о прямой закупке. Обезьяну нашли в одном из зоомагазинов. Как вы думаете, какой была сумма прямой закупки? Ровно 50 000 грн, как и было объявлено в тендере. Вот вам самый банальный пример того, что в отсутствие конкуренции снижения цены не будет.

- Еще один нюанс: ничто не мешает компаниям, которые участвуют в тендерах ProZorro, по их завершении заключить дополнительное соглашение с заказчиком и повысить цену, как в случае с Укрзализныцей: это может быть и 10%, и 30%, и больше, если повысить цену несколько раз.

- Ничего не мешает - это не так. Предусмотрены основания для повышения цены. Например, когда меняются котировки на биржевые товары и тому есть подтверждение. Почему эта норма предусмотрена в законе? К сожалению, многие заказчики, учитывая волатильность курса, некоторых товарных позиций и не очень хорошее планирование, покупают по самому тупому варианту: кончилось - нужно купить. Страхового запаса нет даже у Укрзализныци, а это один из самых крупных заказчиков. Без допсоглашений мы пришли бы к ситуации, когда определенных товаров нет, контракт не исполняется, и компании вынуждены проводить новый тендер - а это 45 дней.

Мы понимаем, что теоретически здесь возможны злоупотребления. Мы взвешиваем эти риски. Поверьте, это далеко не самая распространенная схема. Даже в случае Укрзализныци главный вопрос не в том, что они придумали хитрую коррупционную историю, а в том, что у них нет страхового запаса, даже топлива. Они всегда работают с колес. Как результат, поставщик имеет возможность время от времени выкручивать им руки.

- Как с этим бороться?

- Это не так сложно. Нужно переходить на рамочные закупки и создавать страховой запас, чтобы был резерв и поставщик не мог диктовать свои условия. Это еще один пример того, что какие бы инструменты мы ни закладывали, все равно закупку делают люди - и это сложная сфера. Людям кажется, что можно любому дураку дать ProZorro - и результат будет идеален, даже если это атомная электростанция. А это не так. Огромная проблема - это непрофессионализм и просто разгильдяйство. Главная задача - чтоб не наказали. Отсюда идет это магическое слово: "освоили". Вам дали бюджет в 50 000 на мартышку-капуцина, можно потратить 49 000, но зачем? В бюджет же вложились. И это даже не коррупционные вещи.

- С тендерами до 200 000 грн можно обойтись без открытых аукционов. Что с этим делать? Чтобы, например, Селидовуголь или Красноармейскуголь не делали закупки по 199 000 - это максимум, разрешенный без тендера?

- Для чего нужен порог? Процедура имеет стоимость как прямую - работа тендерного комитета, подготовка документации, - так и косвенную, потому что на нее тратится время. Поэтому проводить полноценные процедуры до какой-то суммы неэффективно. Закупать по тендеру швабры нелогично, вы больше денег потратите на это, чем сэкономите.

- А если крупная компания все время устанавливает допороговый уровень?

- В большинстве случаев эти компании прямо нарушают закон. Дробить нельзя. Что делать? Мы видим, что электронная система хорошо работает и в допороговых закупках, экономия очень существенная. Конкуренция у многих заказчиков в допорогах даже выше, чем в целом по системе. Поэтому будем в этом году, наверное, подавать законопроект: не понижать порог, но делать добровольную допороговую процедуру обязательной, например, с 50 000 грн.

Это не такое простое в реализации решение. Во-первых, следует тщательно продумать систему исключений: если где-то прорвало трубу, ее нужно срочно покупать, а не требовать проведения тендера. Второй момент связан с необходимостью разработать механизм обжалования в допорогах. В надпорогах этим занимается Антимонопольный комитет, рассмотрение жалобы стоит 5 000 по товарам и услугам, 15 000 по работам. Понятно, что такую сумму платить в допорогах бессмысленно. Но и оставлять ситуацию без механизма воздействия тоже нельзя. Пытаемся нащупать с АМКУ какой-то упрощенный механизм. В этой сфере мы абсолютные пионеры, никто в мире никогда не делал обязательной упрощенную процедуру в допорогах. Но в наших реалиях коррупции и неэффективности приходится что-то придумывать.

- Как будет эволюционировать ProZorro?

- У нас большие планы сделать его как можно более удобным. Как минимум в этом году мы обязаны завершить юридически обязующую интеграцию с основными реестрами, чтобы полностью перейти в безбумажный режим торгов.

Например, есть реестр Государственной фискальной службы, чтобы участники не делали справку об отсутствии задолженности перед бюджетом, реестр МВД о том, что у вас нет судимости, и так далее. Все это источник мелкой коррупции и как минимум неудобств.

- А новые продукты?

- Может, когда-то мы дойдем до ProZorro Аренда. Но давайте слона есть по частям. У нас есть командные ограничения: над проектом работает не так много людей. Мы очень рады динамике ProZorro Продажи, задача - сделать проект устойчивым, отработать продукт. И дальше в ProZorro Продажи будем распространяться на реализацию избыточного имущества госкомпаний, начиная от металлолома Укрзализныци до каких-то старых машин Нафтогаза, санаториев, баз отдыха и прочего. У нас этого добра хватает.

- Какова финансовая кухня ProZorro - сколько зарабатывает система? Ведь компании, которые участвуют в закупках, платят процент за ее использование.

- Мы скоро опубликуем детальный отчет за 2016 год. Предварительно могу сказать, что ProZorro вышла на самоокупаемость. Система организована так: есть государственное предприятие ProZorro, юридическое лицо. Это предприятие запрещено к приватизации и владеет всеми интеллектуальными правами на систему, торговой маркой ProZorro. Раньше оно получало бюджетное финансирование, но по итогам 2016 года мы от него отказались.

Почему введена оплата в системе? Во-первых, ничего бесплатного не бывает, и затраты должны нести те, кто пользуется системой. Вы не пользуетесь системой госзакупок - почему с ваших налогов должен субсидироваться, например, Эпицентр, который является крупным продавцом? Кто больше пользуется, тот больше платит. А вторая причина в том, что бюджетное финансирование - это всегда некий источник потенциального давления. Мы стараемся такие источники свести к минимуму.

Мы изначально решили, что государственное предприятие не должно становиться суперприбыльным, достаточно быть самоокупаемым. Поэтому с 1 января мы снизили долю, которая из платы за участие отчисляется на госпредприятие. Количество торгов растет, мы собираем ту сумму денег, которая нам нужна, - и больше не надо.

- Какая это сумма?

- Боюсь ошибиться с точной суммой. Мы стремились к тому, чтобы сумма участия в тендере была сравнима с размером банковской комиссии: грубо говоря, 1-1,5%. Не миллиарды, не сотни миллионов. Это десятки миллионов гривень, которые перечислены на госпредприятие. Как только будет готов финансовый отчет, мы все обнародуем.

- Глобальный вопрос - перезапуск экономики. Есть какие-то понятные планы: как он будет происходить, какие проекты мы можем предложить инвесторам?

- Перезапуск - это слово мне не очень понятно. Мы точно прошли дно. Начался экономический рост: снизилась инфляция, растет промпроизводство, инвестиции. Да, это только начало. Первый квартал. А снижение происходило много кварталов подряд.

Что касается инвестиционных проектов, то это не вопрос к государству. Чиновник априори не может привлечь инвестиции, он может только создать условия для того, чтобы этим инвестициям было комфортно. А уже сам бизнес разрабатывает инвестпроекты, рискует. Да, государство может в том числе предлагать и свои активы. Сейчас, например, мы работаем над новым законом о концессиях, чтобы государственные активы, которые не используются - порты, например, - передавать в концессию зарубежным инвесторам. Но драйвером экономики должны служить именно частные инвестиции, как иностранные, так и внутренние. И по декларациям, и по банковской статистике мы видим, что у нас довольно много денег лежит в кеше, и главная задача - вытащить их.

- Но их надо вытаскивать под конкретные проекты.

- Вытаскивают не под проекты. Вытаскивают тогда, когда люди понимают, что права собственности защищены, инфляция снизилась, можно не бояться нести деньги в банки, не паниковать из-за шоковых вещей. А не так, что человек хочет построить завод, но сначала под него полтора года не выделяется земля, а потом еще три года он подключается к электроэнергии. Вот тогда у людей появится стимул деньги, которые сейчас лежат под подушкой, во что-то вкладывать. Государство, безусловно, обязано создавать условия, а если у него есть активы, которые не используются, - приватизировать их, передать в концессию.

- В Фонде госимущества сейчас готовится новый закон по приватизации...

- Там все упирается в процесс оценки стоимости. Если оценка высокая, на аукцион никто не приходит. Чтобы его перезапустить, надо делать новую оценку. А это еще четыре месяца.

- Они собираются отказаться от оценки небольших объектов.

- Совершенно верно. Сейчас с Фондом гарантирования вкладов физлиц у нас работает немного другая схема: если объект с первого раза не продается, его стоимость можно снизить без новой оценки. Это происходит автоматически. ФГИ предлагает более правильную систему, поскольку у потенциального покупателя всегда есть мотивация косвенно оценить спрос на объект и подождать снижения.

- По большому счету, Украина конкурирует за инвестиции с ближайшими соседями - Румынией, Польшей, той же Россией. Минэкономики понимает, как выиграть конкуренцию?

- Каждая страна ищет рыночную нишу. Идея не в том, что мы должны заниматься гигантоманией: создавать свой национальный трактор, свой национальный поезд. Это утопия. Идея, которая мне больше нравится: Украина как сборочная фабрика Европы. Здесь у нас есть преимущества: достаточно дешевая рабочая сила, неплохая логистика - глубоководные порты, хорошая сеть железных дорог, плюс мы расположены на границах Евросоюза. Наша налоговая система уже относительно конкурентна, по уровню объективных ставок мы находимся на уровне соседей. Есть Соглашение об ассоциации с ЕС, которого нет, например, у Беларуси. А это не только взаимное открытие рынков и путь к единому окну на таможне, но и гармонизация системы технического регулирования. Приходите к нам, стройте свое производство, экспортируйте назад в Европу и используйте в производственном цикле.

Второй очевидный источник инвестиций - приватизация. Она будет двигаться, альтернативы нет. Мне кажется, в этой сфере есть достаточно широкий политический консенсус. Как только риск-факторы в Украине снизятся, я уверен, мы увидим и первые успешные инвестиционные конкурсы. Ну а дальше все пойдет по цепочке, это я вам как бывший инвестор говорю: они ходят стадами - куда все, туда и я. Вы же помните время, когда каждый европейский банк хотел купить банк в Украине? Почему? Было модно, было классно.

- Какой сектор выглядит перспективным? Раньше было сырье, металлургия и банки.

- Сектора очевидны. Вряд ли мы увидим стремительный рост строительства подлодок. В Украине по-прежнему есть достаточно интересные сырьевые активы, все наши ГОКи, метзаводы, шахты и так далее. В них надо инвестировать, как Укргазвыдобування инвестирует в добычу газа, нефти и в кучу других вещей.

Сектор номер два - аграрный. Здесь мы глобально конкурентоспособны. Люди часто недооценивают совершенно уникальную позицию Украины в мире. С одной стороны, у нас действительно хорошая земля и хороший климат. Мы не пустыня Сахара и не Норвегия. А с другой стороны, в Украине есть роскошь земли, расположенной крупными кластерами. Европа - это поля в несколько гектаров. А в Украине хозяйство с 50 000 гектаров - малый и средний бизнес. Европейцы в шоке от этого. Здесь огромный простор для инвестиций. Если говорить о том, в какой сфере мы можем увидеть а-ля украинский Google - известную компанию с мировыми активами и центром в Украине, - то это именно агросектор. Вспомните тот же Кернел, который сегодня вышел на рынок с еврооблигациями и имеет рейтинг выше суверенного рейтинга Украины. Это прекрасно показывает, насколько это перспективное направление.

Номер три - IT, тут даже нечего описывать. Самый быстрорастущий сектор, уже третий в украинском экспорте. Думаю, рост продолжится. Недавно говорил со знакомым, он жаловался, что в Харькове проблема с офисами, все занимают айтишники, не может найти.

- Главное, чтобы их силовики не кошмарили.

- Может, это некрасиво прозвучит из моих уст как чиновника, но давайте смотреть на этот процесс статистически. Наша бизнес-среда улучшается, но она еще, мягко говоря, неидеальная. Естественно, из тысяч компаний у какого-то процента будут проблемы. Это очень стыдно признавать, мне очень жаль, что мы не можем всех защитить. Но это элемент риска и часть статистики.

И конечно, у нас большие возможности в машиностроении - это последний сектор.

- Он же на Россию был ориентирован.

- Значит, переориентируется - на Ближний Восток, на Европу.

- Какие у вас ожидания от приватизации 2017 года?

- Коварный вопрос. Когда речь идет о крупных активах, многое зависит от внешнего спроса. Условно, падение цены на аммиак - это фактор, на который очень трудно повлиять. И конечно, в среднем спрос инвесторов на активы типа ОПЗ снижается.

В то же время в стране есть множество небольших объектов малой приватизации, которую мы очень хотим начать через ProZorro. Продажи. Несмотря на то что у нас более 3 500 госпредприятий, они очень концентрированны. Сорок шесть крупнейших предприятий - это 94% всех активов и 92% всех убытков. Сначала нам надо разобраться с хвостом - эти тысячи предприятий, которые должны быть приватизированы или ликвидированы. По сути, это даже не предприятия, а объекты недвижимости, земельные участки. Пока они в таком подвешенном состоянии, каждое по чуть-чуть, как пиявка, сосет деньги из бюджета.

Потом можно сосредоточиться на самых крупных предприятиях. Задача-минимум - это планы по корпоратизации и создание независимых набсоветов. Мы рассчитываем закончить всю бумажную работу в течение нескольких недель. Тогда смогут стартовать конкурсы на членство в нескольких набсоветах, где большинство будет состоять из независимых членов. Это может быть Укрзализныця, Укрпочта, Укрэнерго. Мы должны снижать политическое влияние на госкомпании и доверять их управление профессионалам.