Первый зампредправления НБУ Катерина Рожкова рассказала НВ Бизнес, приведет ли к чистке финансового рынка закон о СПЛИТ, какие банки застряли в зоне риска и почему Павел Фукс не купил Проминвестбанк.

- Почему в феврале в Верховной Раде снова не приняли закон о СПЛИТ?

- До голосования за этот закон снова не дошла очередь. Он лежит в ожидании второго чтения после одобрения профильного комитета парламента с октября 2018 года. А вообще «сплит» (проект закона № 2413 "О внесении изменений в некоторые законодательные акты Украины относительно консолидации функций по государственному регулированию рынков финансовых услуг" - Авт.) в Раде еще с 2015 года, когда его внес президент как неотложный. Ровно через год, в июле 2016 его проголосовали в первом чтении. Более двух лет мы уже ждем принятия «неотложного» законопроекта. К сожалению, мы видим противодействие со стороны определенных финансовых групп, для которых существующий порядок вещей является привычным и удобным, и более сильный регулятор им совершенно не нужен.

- С чем связано это противодействие?

- Существует расхожая страшилка, якобы Национальный банк, который вывел 100 банков с рынка, после «сплита» проведет такую же чистку небанковского рынка. Но это не соответствует действительности. У нас точно нет цели кого-то «чистить», более того, мы будем упрощать, а не ужесточать надзор.

Страховые компании в основном боятся увеличения требований к капиталу. Но мы в декабре прошлого года проводили встречи с представителями страхового рынка, обсуждали этот вопрос. Так вот, по их собственным словам, 60% компаний уже увеличили капитал согласно требованиям, которые мы планировали вводить только через год после принятия законопроекта, то есть не ранее 2020 года. Еще 30% компаний уже ведут со своими акционерами переговоры о докапитализации - повторюсь, без всяких новых нормативов со стороны кого бы то ни было из регуляторов. Потому что, в первую очередь, такого увеличения капитала требует бизнес, а не регуляторы. И только 10% компаний пока не готовы к докапитализации. И не факт, что не будут готовы через пару лет. Не похоже на массовую зачистку рынка, правда?

- Тогда зачем этот закон нужен?

- По мере развития технологий, различные сегменты финансового рынка начали значительно глубже взаимоинтегрироваться. Банки сегодня продают страховые полисы и используют в качестве агентов по продаже своих услуг небанковские учреждения. Платежные системы работают со счетами физлиц, открытыми в банках. Компании по кредитованию выдают лимиты на карты, эмитированные банками. То есть разделение рынка является очень условным. Не только с точки зрения услуг и каналов продаж, но и с точки зрения финансовой стабильности.

 И когда мы говорим о финстабильности в целом, то нельзя сказать, что банковский рынок на нее влияет и его нужно регулировать, а небанковский - не влияет и его нужно оставить как есть. Раз уже они уже сблизились и будут сближаться дальше, то нужно обеспечить одинаковые правила работы для всех компаний с точки зрения поведения и защиты прав потребителей, чтобы избежать таких ситуаций как с банком Михайловский. Именно поэтому и МВФ, и Всемирный банк так настаивают на принятии «сплита». Их в данном случае интересует именно финансовая стабильность и отсутствие лазеек для использования финансового сектора для незаконных или сомнительных операций.

- Этот закон позволит вам полностью следить за ситуацией на финансовом рынке?

- Абсолютно. Сейчас мы не видим всех рисков для финансовой стабильности, поэтому не можем предотвратить возможные надвигающиеся проблемы. «Сплит» передает под регулирование НБУ страховые, финансовые компании, кредитные союзы, ломбарды, а также лизинговые компании. А под регулирование Нацкомиссии по ценным бумагам и фондовому рынку - негосударственные пенсионные фонды и их администраторов, и фонды финансирования строительства. Кстати, именно поэтому «сплит» также является ключевым законом для внедрения второго уровня пенсионной системы. Без консолидации всех игроков фондового рынка, которые будут управлять пенсионными накоплениями, под одним регулятором - второй уровень просто нельзя вводить, риски слишком велики.

- Что будет происходить, когда закон примут? Судя по всему, участники рынка не имеют об этом представления.

- Имеют, разумеется. Мы специально осенью прошлого года выпустили и презентовали рынку Белую книгу «Будущее в регулировании небанковского финансового сектора», чтобы показать наше видение регулирования, обсудить модели, и объяснить, что для нас будет принципиально.

Так вот никаких неожиданностей не предвидится. В первый год вообще ничего в законодательном и нормативном поле происходить не будет. Потому что закон о «сплите» предусматривает 12 месяцев переходного периода, в течение которого мы забираем на себя функции надзора, получим от Нацкомфинуслуг отчетность, архивы, документацию, проводим конкурсы и набираем персонал, готовим секторальные «белые книги». В этот период все продолжают работать в том же нормативном поле, как и до этого. Далее с каждым из сегментов небанковского рынка мы обсудим и подготовим изменения в законодательство или регулирование, если они понадобятся, и дадим адаптационный срок.

- И как могут изменится правила игры на небанковском финансовом рынке?

- Есть компании, оказывающие финуслуги за счет собственных или кредитных средств. Это ломбарды, некоторые финкомпании, лизинговые компании, факторинг. Им мы хотим упростить регулирование. Более того, нужно дать им возможность меняться, расширяться. Ломбардам, к примеру, нужно дать возможность получать дополнительные лицензии на другие услуги. У нас считается, что ломбарды - это исключительный вид услуг и они не могут иметь лицензию, например, на обмен валют. Но почему? Ведь в этих операциях нет никакого риска. Там, где нет риска - мы максимально хотим упростить и получение лицензии, и их расширение, и само регулирование. Для таких компаний базовыми требованиями будут требования о рыночном поведении, то есть закон «О защите прав потребителей финуслуг». Они должны полностью раскрывать информацию о своих услугах. Но пруденциальный надзор (нормативы по лимитам, рискам, резервам - ред. )на них распространяться не будет.

- То есть, уровень открытости должен быть как на банковском рынке?

- Это же нормально, почему нет? Более того, с частью небанковских учреждений, которые оформляли у нас лицензии платежных систем и на обмен валют, мы уже и так хорошо знакомы. Вообще, для всего рынка у нас будут три основных требования: наличие достаточного собственного капитала, необходимого для работы в том или ином сегменте, соблюдение законодательства о финансовом мониторинге и прозрачная структура собственности.

- С ломбардами понятно, а что будет с остальными?

- Все небанковские учреждения можно разделить на два типа. Первый - безрисковый. Компании этого типа не работают с привлеченными средствами населения, и это, конечно, не только ломбарды. Компании второго типа привлекают средства населения в том или ином виде. Это страховые компании и кредитные учреждения. Над ними будет установлен пруденциальный надзор, поскольку их деятельность может нести риски для кредиторов и вкладчиков. При этом степень контроля будет отличаться в зависимости от размера компании и ряда других критериев.

Но все изменения мы в любом случае обсуждаем с рынком. Когда мы с каждым отдельным сегментом рынка согласуем эти изменения, наступит адаптационный период. Сколько он будет длиться: 12, 18 или 24 месяца - еще вопрос. Это будет зависеть от готовности участников рынка. Например, для того, чтобы открыть структуру собственности достаточно года, это простая процедура. Но если каким-то компаниям нужно будет увеличить капитал или повысить уровень ликвидности, то это сделать в один момент нельзя. К примеру, банкам на приведение капитала к нормативам мы давали 3 года переходного периода. Поэтому небанковские финучреждения точно получат на это не менее года.

- Какой эффект ожидаете от этих изменений?

- Во-первых, увеличится доверие. Банки, например, будут более охотно работать с финансовыми и страховыми компаниями, зная кто их собственники. Во-вторых, ряд компаний получат дополнительный бизнес. Кроме ломбардов, о которых я уже говорила, те же страховщики смогут получить дополнительную долю рынка за счет работы с банками. В перспективе, мы сможем разрешить финкомпаниям привлекать депозиты населения, если выстроим правильный, прозрачный рынок. Нельзя забывать и о внешних инвестициях и займах. Сейчас очень многие кредитные союзы и финкомпании поддерживают «сплит» именно потому, что работа под сильным регулятором обелит рынок в глазах внешних инвесторов, которые просто опасаются инвестировать в сектор, не понимая, кто есть, кто на этом рынке и каковы правила игры.

- Сейчас очень много рекламы сервисов, выдающих «кредиты до зарплаты». Это как-то регулируется?

- Очень слабо. Да и ситуация со статистикой этого рынка очень плохая для полноценного анализа.

- А что с кредитными союзами? Вы сказали, что к ним особенное отношение.

- Сегодня на рынке есть большие кредитные союзы, для которых мы видим две опции. Если у них нет манипуляций со взносами, но есть большие объемы и большие риски, то мы считаем, что им нужно переквалифицироваться в банки или в небольшие квазибанки, к которым будут предъявляться соответствующие требования по управлению рисками и защите прав вкладчиков. При этом маленькие кредитные союзы в регуляции не нуждаются.

 Кроме того, сейчас некоторые кредитные союзы и лайфовые компании хотят стать членами Фонда гарантирования вкладов физлиц.

- Это возможно?

- Теоретически возможно. Сейчас есть законопроект об участии кредитных союзов в Фонде, но мы пока высказались категорически против. Это же не благотворительный фонд. Во-первых, в Фонд нужно делать взносы. Во-вторых, участники должны работать по определенным правилам, как это делают банки. С точки зрения конкуренции, регулирование должно быть справедливым.

- Если подвести итог, из-за СПЛИТа репрессий не будет?

- Не будет. Противники «сплита» часто пугают массовым переоформлением лицензий, но это неправда - после перехода части небанковского финрынка под нового регулятора лицензии переоформлять не нужно будет. А в последствии мы и вовсе планируем сделать их бессрочными. Также отмечу, что принятие «сплита» ускорит имплементацию платежной евродирективы PSD2, которая позволит любой платежной компании управлять с разрешения клиента его счетами. По сути, она сможет быть финансовым консультантом на основе искусственного интеллекта.

- Сколько до конца года останется банков?

- Сейчас 77 банков, один из которых - Вернум Банк - в процедуре самоликвидации. Будет 76.

 Есть еще один банк, который по результатам стресс-тестирования 2018 года, до конца марта должен увеличить свой капитал. Все будет зависеть от того, как он с этим справится.

- Какой это банк?

- Это некорректно, если я буду озвучивать его название. Но он есть среди банков, указанных в результатах стресс-тестов.

Сейчас мы видим, что у крупных банков нет больших угроз. Что касается небольших банков, то часть из них не имеет представления как развиваться дальше.

- У них нет реалистичных бизнес-моделей?

Да. Этих банков больше 10. Это много, хотя они и маленькие. Выходит, что 10 акционеров не понимают зачем им нужен банк и 10 топ-менеджеров не знают, что делать дальше. Если у них нет бизнес-моделей, это значит, что у них нет четких внутренних процедур, недостаточно, с точки зрения фокусировки на бизнесе обучен персонал, нет качественной оценки кредитных рисков. И если вдруг они начнут активную деятельность на рынке, то получат убытки, которые потом отразятся на акционерах и вкладчиках.

Например, они нам говорят, что хотят начать кредитовать малый и средний бизнес. Допустим, но это сложный процесс, потому что оценить финансовое состояние малого и среднего бизнеса очень непросто. К тому же, нужно иметь продуктовую линейку для этого сегмента, каналы продаж, настроить процессы, опять-таки обучить персонал.

Поэтому по тем банкам, где бизнес - модель не прорисовывается, мы запрещаем привлекать средства у населения. Если их акционер готов рисковать своими деньгами, пока менеджмент будет обучаться, то пускай, но не деньгами вкладчиков.

Есть три опции для этих банков, первая - сдать банковскую лицензию, остаться юрлицом и работать как финансовая компания на рынке, занимаясь платежами, переводами, кредитованием.

Вторая - сдать все лицензии, а на деньги из капитала акционер может купить облигации внутреннего государственного займа (ОВГЗ), гарантированно получить 18% годовых, не неся расходы на содержание банка и уплату налогов.

Третья - определить бизнес-модель. «Подготовить» банк, начиная от создания и автоматизации всех необходимых процессов заканчивая персоналом, апробировать его. На это уйдет как минимум год, но за это время банк будет продолжать нести убытки, которые должны покрываться капиталом акционера.

Многие из этих банков хотят быть проданными, но это сложно, так как инвестор хочет купить работающий бизнес или технологию. А у большинства из них нет ни бизнеса, ни технологий.

- Каковы основные риски для банковской системы Украины?

- Основной риск для финансовой системы и экономики - это непоследовательная государственная политика. Важно, чтобы все институты, которые проводят реформы и реализуют государственную политику, были последовательны и не метались из стороны в сторону. Тогда бизнесу и банкам легче работать.

- А более конкретно о банковском рынке?

- Первый серьезный риск в банковской системе - это очень короткие ресурсы. Депозиты с остаточным сроком погашения до 1 месяца составляют более 60% от общего объема. Понятно, что нужно удлиняться, для этого нужно укреплять доверие к банкам. Второй - высокий уровень долларизации кредитных и депозитных портфелей банков. В условиях гибкого курса это несет определенные риски для балансов. Третий - высокий уровень проблемных долгов, особенно, в государственных банках, в которых этот показатель составляет 68% с учетом ПриватБанка. Четвертый риск - высокая концентрация государства как собственника на банковском рынке - около 55% в чистых активах. Пятый - недостаточное понимание собственников и менеджмента небольших банков дальнейшего их развития.

- Как будет проходит процесс приватизации госбанков? Кому они могут быть интересны?

- Лучше всего, когда банками владеют международные финансовые группы, потому что они приносят высокие стандарты управления. Если говорить о крупных банках, IFC уже объявил о вхождении в Укргазбанк. Минфин, банк и IFC долго шли к этому, проделав большую работу и структурировав баланс. Давайте держать кулаки, чтобы сделка состоялась. Также знаю, что Европейский банк реконструкции и развития интересовался нашими госбанками.

Ожидаем, что до 2020 года по Укргазбанку будет закрыта сделка. Также в стратегию развития госбанков заложена частичная приватизация Ощадбанка до 2020 года. И с 2022 года запланирована приватизация ПриватБанка, поскольку по нему нужно пройти все судебные риски.

- Если в Украине сменится президент, есть вероятность, что ПриватБанк вернется к прежним собственникам?

- Решение о национализации ПриватБанка должно было быть принято намного раньше. На момент принятия этого решения банк был с отрицательным капиталом и, фактически, без ликвидности. То есть, это был неплатежеспособный банк. Обратные отсчеты невозможны. Его можно было либо ликвидировать, но тогда мы бы обрушили всю финансовую систему страны, либо же принять решение о национализации. Решение о вхождении государства в капитал оказалось наиболее правильным и справедливым.

Сегодня, мы уже видим результат - банк заработал 11,7 млрд грн прибыли, несмотря на то, что большая часть его активов - проблемные кредиты, по которым идут суды. При этом банк нарастил портфель депозитов физических лиц, несмотря на понижение ставки по депозитам. Сегодня только один комиссионный доход банка покрывает его операционные расходы.

- Как вы оцениваете текущие результаты судебных процессов с бывшими собственниками «ПриватБанка»?

- Для судов это очень сложный кейс - в Украине нет опыта рассмотрения таких дел. Так по времени совпало, что в стране идет судебная реформа, которая практически уже завершилась, наверное, кроме судов первой инстанции. Из-за того, что суды еще в процессе реформирования, система дает определенные сбои в работе.

Также нужно учитывать большое количество дел по ПриватБанку. В целом, есть судебные решения, как в нашу пользу, так и не в нашу.

- В процентном соотношении можете сказать?

- Например, Национальный банк судится в Украине с имущественными поручителями по непогашенному рефинансированию ПриватБанка, которые связаны с экс-собственником. Так вот, мы выиграли уже 22 дела на общую сумму 1,2 млрд грн. По 17 решениям уже начата процедура взыскания залогового имущества. По другим делам нужно пройти все судебные инстанции.

Что касается, тех судебных процессов, которые ведет сам Приват, за пределами Украины, я надеюсь на большую объективность. Важно, что иностранные юрисдикции не оглядываются на политические риски и у них большой опыт в рассмотрении вопросов, связанных с финансовым мошенничеством. Пока рано говорить о чем-то - рассмотрение таких дел достаточно длительный процесс - будем следить за рассмотрением апелляции.

- А, если все же сменится политическая ситуация в стране?

- А как это повлияет на рассмотрение дела в Лондоне или в Швейцарии, куда мы подали иск против Коломойского, на основании того, что он финансовый поручитель по непогашенному кредиту рефинансирования? Эти дела будут идти своим чередом вне зависимости от политической ситуации.

- Есть ли сегодня политический иммунитет у Национального банка?

- У нас абсолютно независимая институция. Закон «О Национальном банке» является главной защитой нашей независимости. Закон говорит - Национальный банк независимый орган, принимающий решение для обеспечения ценовой и финансовой стабильности и для устойчивого экономического роста в стране. Любое решение, которое мы принимаем, является коллегиальным, на уровне как комитетов, так и правления. У нас везде соблюден баланс.

Еще один важный момент - закон обеспечивает бесперебойность работы НБУ. Каждый член правления НБУ назначен на определенный срок, поэтому уволить весь состав правления одновременно не удастся. По закону, члена правления могут рекомендовать на второй срок, но уволить тебя раньше времени не могут.

Когда, например, шла речь о том, национализировать ПриватБанк или ликвидировать, было ли это связано с политикой? Ответ - нет. Мы оценивали, что из 150 млрд грн вкладов населения, нужно было возместить из Фонда гарантирования вкладов порядка 100 млрд. Эти деньги нужно было напечатать и выдать людям. Мы тогда оценили, что будет с инфляцией, с курсом гривны, с бизнесом, потому что, ликвидировав его, сразу же бы заблокировались расчеты 20 млн клиентов. Это мог бы быть коллапс финансовой системы, что имело бы еще и другие последствия. Поэтому было однозначное решение национализировать и при этом банк нельзя останавливать.

- Почему вы отказали Павлу Фуксу в покупке Проминвестбанка?

- Для потенциальных инвесторов у нас есть определенные процедуры проверки. Но помимо этих процедур, нам еще важно понимать, зачем человек хочет купить банк. Когда я задала этот вопрос господину Фуксу, то он ответил, что будет развивать розничный бизнес. Но при этом сам же в недавнем интервью ответил, что его никогда не интересовал банк, а только проблемные активы. Только этого достаточно, чтобы Нацбанк отказал в покупке банка. Потому что банк это социально ответственная структура, там есть кредиторы, поэтому ответ очень прост. Если потенциальный инвестор не имеет опыта или намерения заниматься банкингом как таковым - регулятор вправе отказать.

- С чем связано недавнее укрепление курса гривны?

- Сыграли свою роль много факторов. Во-первых, благоприятная ситуация для украинских экспортеров - аграриев и металлургов на внешних рынках. Во-вторых, рынок привык к гибкому курсообразованию, постепенно исчезает сезонность. Ранее работало привычное ожидание роста курса осенью, что обычно информационно подогревалось. В связи с этим люди летом начинали скупать валюту, в итоге осенью рос курс. Точно так же действовал и бизнес, чтобы избежать курсовых потерь при закупке импорта. Теперь у людей и бизнеса нет панического ажиотажа. И, бизнес и население начинает считать, что выгодней: держать на депозите в гривне под 15% или купить валюту, и она в лучшем случае будет лежать в банке под 1-2% годовых.

Также наш валютный рынок стал более глубоким в результате ослабления валютных ограничений. Кроме того, мы хорошо поработали со службой финансового мониторинга, перекрыв механизмы вывода капитала за рубеж. Раньше можно было купить подешевевшую валюту и сразу вывести, тогда как теперь такой возможности нет.

С начала этого года, более чем на 6 млрд грн нерезиденты купили гривневые ОВГЗ. Инвесторы заходят в Украину, продают валюту, покупают облигации в гривне, что также положительно влияет на ситуацию с курсом.

- Вы вспомнили про ОВГЗ. Что выгоднее сейчас - депозит или покупка ОВГЗ? Сегодня уже даже в метрополитене появилась реклама покупки гособлигаций.

- Все инструменты хороши, зависит от целей. Если вам нужно, чтобы деньги были постоянно доступны, то это может быть краткосрочный депозит или текущий счет. Главное, чтобы они немного были защищены от инфляции при небольшой процентной ставке. А те, у кого есть больше средств для инвестиций, могут инвестировать в ОВГЗ, где ставка будет 18% плюс не нужно платить налог на прибыль. Пока в Украине этот рынок только развивается и в перспективе еще нужно создать инфраструктуру для быстрой покупки-продажи ОВГЗ.

- Вы ожидаете наплыв иностранных инвесторов в ОВГЗ?

- Мы ожидаем оживления инвесторов, после того как Украина присоединится к международному депозитарию Clearstream. После этого нерезидентам станет намного проще заходить в инструменты. Для нас это важно, потому что в 2019-2020 годах Украине нужно выплатить по внешнему госдолгу около 12 млрд долларов с учетом процентов.

Но влияние этого горящего капитала на стабильность сегодня незначительно, поскольку объемы его притока - это около 2% от всего объема гривневых ОВГЗ в обращении.

- Каковы ваши прогнозы по инфляции? Какова вероятность, что в этом году будет понижена учетная ставка НБУ?

- В прошлом году благодаря жесткой монетарной политике Национального банка инфляцию удалось снизить до 9,8%. Это пятилетней минимум. По нашим прогнозам, замедление роста цен продолжится и в последующие годы, и инфляция в 2019 году снизится до 6,3%, а в конце 2020 году - до 5%. Такой уровень инфляции является приемлемым для устойчивого развития экономики.

Однако мы также понимаем, что жесткая монетарная политика и высокие процентные ставки несколько сдерживают рост экономики. И действительно, мы видим предпосылки для снижения учетной ставки в этом году. Однако в январе мы пока воздержались от такого решения, поскольку инфляционные риски, связанные с политической неопределенностью и замедлением мировой экономики, остаются достаточно высокими. Как только мы убедимся, что эти риски не будут реализованы, сможем смягчить нашу монетарную политику.