«Самое страшное, что можно сделать, - играть со статистикой <...> Когда мы теряем сетку координат, мы начинаем блуждать в темноте и любые наши утверждения чреваты заблуждениями», - оценивал переподчинение Росстата Минэкономразвития в 2007 г. Герман Греф, работавший тогда министром экономического развития и торговли. Росстат несколько раз переходил из подчинения правительству в подчинение Минэкономразвития и обратно. Последний раз под крыло министерства Росстат перешел весной 2017 г. Тогда экономисты также предсказывали: возникает риск, что Росстату придется демонстрировать статистику, выгодную властям.

В понедельник Росстат отчитался о реальных доходах населения в январе 2018 г. Впервые за долгое время они не сократились в годовом выражении, но и не выросли, сообщило ведомство свою оценку. Но прервать падение доходы смогли лишь благодаря тому, что Росстат не учел часть доходов, полученных населением год назад: единовременную выплату пенсионерам 5000 руб. Тогда она позволила зафиксировать рост доходов сразу на 8,8%, и это единственный месяц в 2017 г., когда был зафиксирован их рост. Без учета этой выплаты доходы год назад выросли лишь на 1,3%, уточнил в понедельник данные Росстат. Весь прошлый год Росстат эту выплату учитывал и его итоги пересматривать не стал - спад доходов на 1,7%. Корректировка данных делается для их сопоставимости, объяснило ведомство.

Это «откровенная манипуляция», считает директор аналитического департамента «Локо-инвеста» Кирилл Тремасов. В действительности в прошлом месяце доходы сократились на 7%, подсчитал он, но, видимо, накануне выборов не хочется выходить с данными о таком снижении доходов. Росстат должен был опубликовать реальные данные, возможно снабдив их скорректированными расчетами, либо пересмотреть данные за весь 2017 год и тогда доходы сократились бы не на 1,7%, а на 2,1-2,2%, продолжает Тремасов.

Тогда статистика еще больше бы отклонилась от прогноза Минэкономразвития, которое ждало роста доходов на 1,3% в 2017 г. Цифры Росстата вводят в заблуждение общество, заключает Тремасов.

То, как Росстат обошелся с показателем, неправильно, говорит заведующий лабораторией исследования проблем инфляции и экономического роста Высшей школы экономики Владимир Бессонов. Если уж единовременную выплату пенсионерам учли в январе 2017 г., уверен Бессонов, нужно учитывать ее и сейчас. Хотя вряд ли Росстат специально мухлевал, предполагает он: для ведомства это слишком серьезные репутационные риски.

Такой подход меняет картину трендов, говорит Игорь Поляков из ЦМАКПа, нужно убирать и фактор единовременной выплаты за весь 2017 год, а также сезонные факторы. В сравнении с декабрем 2017 г. доходы в январе 2018 г. выросли на 1,5%, сказал он, но в начале года на 4% были индексированы зарплаты бюджетников, кроме того, проведена индексация пенсий неработающим пенсионерам - на 3,7%. Чтобы реально оценить ситуацию с доходами, нужно ждать данных за февраль, когда оценка будет очищена от временных факторов, говорит Поляков.

В действительности реальные доходы уже на 3,3% ниже тех, что были в 2011 г., и на 11,4% ниже пиковых значений 2014 г., подсчитал Тремасов. 2017 год стал четвертым годом падения доходов населения - в 2014, 2015 и 2016 гг. они сократились на 0,7, 3,2 и 5,8% соответственно.

В 2018 г. доходы по-прежнему не будут расти, считает главный экономист БКС Владимир Тихомиров: бизнесу не хватает ресурсов для повышения зарплат. Минэкономразвития же в своем прогнозе ждет роста реальных доходов на 2,3%.

Комментарий

Наталия Орлова, главный экономист Альфа-банка

Споры о перспективах экономического роста в России в последнее время - это гораздо больше, чем споры о том, чьи прогнозы скорее сбудутся. Нет ясности в картине происходящего в экономике. Например, в начале 2017 г. была точная уверенность, что он станет годом восстановления экономики; и хотя рост действительно составил 1,5% г/г по предварительной оценке Росстата, уже в конце года его темпы замедлились почти до нуля, а промышленность в IV квартале показала падение выпуска на 1,7% в годовом выражении.

Домохозяйства и потребление

В последний год задача диагностики экономической ситуации существенно усложнилась, поскольку многие индикаторы движутся разнонаправленно. Первый пример - расхождение в движении зарплат и доходов населения. В последние годы считалось, что в условиях демографического ограничения и стагнирующего предложения трудовых ресурсов динамика доходов населения выглядит достаточно защищенной. И действительно, номинальные зарплаты населения демонстрировали устойчивый рост на 6-8% г/г в 2016 и в 2017 гг., что при замедлении инфляции в 2017 г. транслировалось в их рост на 3-5% г/г в реальном выражении. Безработица и сейчас близка к историческому минимуму - 5,1% по итогам 2017 г. Все это вроде бы означает, что конечный спрос не является препятствием для роста экономики. Однако желающие проиллюстрировать слабость спроса могут предъявить данные по динамике реальных доходов населения. Они в реальном выражении падают уже четвертый год подряд, что связано с нестабильной динамикой так называемых прочих доходов.

Неоднозначной выглядит динамика не только доходов, но и потребления. Например, оборот розничной торговли, который является основным оперативным показателем потребительской активности, вырос в 2017 г. всего на 1,2%, причем до апреля он сокращался. При этом конечное потребление домохозяйств восстановилось на 3,4% в 2017 г., включая рост на 5,2% г/г по итогам III квартала. Правда, в IV квартале, по всей видимости, рост прекратился: сопоставление годовых и квартальных данных Росстата говорит о том, что домохозяйства нарастили потребление приблизительно всего на 1,3% г/г.

Промышленность и сельское хозяйство

Не лучше ситуация обстоит и с предсказуемостью производственных показателей. Участие России в соглашении ОПЕК предполагало, что рост сырьевого сектора в 2017 г. будет ограниченным. Однако из четырех сегментов промышленности именно добыча полезных ископаемых продемонстрировала максимальные темпы роста, в то время как рост обрабатывающих производств лишь немного превысил нулевой уровень. Более того, совершенно неожиданным стало падение промышленности в IV квартале, когда обычно закрываются крупные проекты и рост традиционно получает поддержку. Очевидно, что объяснения такой динамике можно найти, но проблема в том, что их приходится искать post factum.

Неожиданные результаты в 2017 г. показало и сельское хозяйство. Прошлый год стал рекордным по урожаю зерновых, но темпы роста выпуска в целом по отрасли составили безликие 1,2% (минимум c 2012 г.), что также стало негативным сюрпризом.

Удивление вызывает динамика не только промышленности и сельского хозяйства, но и строительства. Этот сектор, казалось бы, находился в достаточно выгодных условиях. Во-первых, последние три года прошли под эгидой быстрого роста ипотечного кредитования, даже в кризисные 2015-2016 гг. ежегодные темпы роста ипотеки оставались около 10-12%, и по итогам 2017 г. банковский портфель ипотечных кредитов вырос на 16%. Во-вторых, в пользу строительства работали крупные инфраструктурные проекты. В-третьих, продолжалась подготовка к чемпионату мира по футболу 2018 г. Однако объемы строительства падают уже четвертый год подряд. Более того, спад строительства в 2017 г. обнаружился в результате переоценки, которую Росстат провел по итогам III квартала: вместо первоначально зафиксированного роста оказалось, что сектор по-прежнему сжимается.

Даже в сегментах, где рост не вызывает сомнения, есть вопросы по поводу его качества и, соответственно, перспектив. Яркий пример - это рост инвестиций в 2017 г. на 3,6%. Региональная структура их прироста указывает на значительную концентрацию роста в нескольких регионах, где ведется инфраструктурное строительство: около 90% прироста инвестиций в основной капитал по итогам девяти месяцев 2017 г. пришлись на Москву, Крым и Дальний Восток. Строительство Крымского моста и газопровода «Сила Сибири» закончится в 2018 г., и жилищное строительство в рамках расширения новой Москвы и реновации старой выглядит единственным фактором инвестиционной активности, который будет работать в последующие годы.

Проблемы подсчета

Привлекают внимание и нестыковки между динамикой в разных сегментах экономики. Например, с осени 2017 г. в банковском секторе увеличивается рублевое корпоративное кредитование, что, казалось бы, должно быть признаком оживления в реальном секторе. Но начался этот рост как раз в момент, когда темпы промышленного роста стали уходить в минус. То же касается и розничных кредитов: в IV квартале рост розничного кредитования ускорился с 9 до 13% в годовом выражении - при этом темпы роста потребления домохозяйств сократились.

Описанные выше проблемы можно разделить на две группы. Первая - проблема статистики: к ней относятся проблемы оценки доходов населения и переоценки темпов строительства. Вторая - проблема структуры. Она касается разрыва в цифрах оборота торговли и потребления, отражающих переход потребителей на более дешевые каналы приобретения товаров, а также структуры инвестиционного роста, делающего его заложником инфраструктурных решений. Главная же сложность наличия большого числа разнонаправленных сигналов в том, что они создают противоречивую картину и не позволяют ответить на простой вопрос: находится ли экономика в фазе восстановления, пусть и волатильного, или стагнирует.

В такой ситуации полезнее всего оторваться от цифр и посмотреть крупным планом на события 2017 г. Главным сюрпризом, который он преподнес, стала радикальная реструктуризация банковского сектора во втором полугодии. Восстановление экономики, если оно действительно происходит, обычно улучшает финансовое положение заемщиков и, соответственно, ситуацию для банков. В этом смысле, даже если накопленные дисбалансы могут объяснять проблемы в крупнейших частных банках, попавших под санацию с лета 2017 г., совершенно непонятно, почему эти проблемы обострились в первый год возврата экономики к росту. Банковская санация 2017 г. глубоко противоречит истории восстановления роста, и, пожалуй, именно это событие является решающим на чаше весов, колеблющихся между отметками «рост» и «стагнация».